Промзона - Страница 84

К оглавлению

– Константина Кимовича нет в офисе, – ответил охранник.

– Не знаю. Мы договаривались на два. Спросите у секретарши.

Охранник поднял трубку и некоторое время с этой трубкой объяснялся, а потом сказал:

– Простите, как вас зовут?

– Ирина Григорьевна.

– Ирина Григорьевна, на вас нет пропуска. И секретарь о вас ничего не знает.

Ирина поджала губы и сказала как можно уверенне:

– Если на меня нет пропуска, это проблемы секретарши. Пусть она позвонит Константину Кимовичу и получит от него выговор.

Охранник еще раз внимательно оглядел хорошо одетую женщину, стоявшую в предбаннике, в белой куртке из тончайшей кожи и с длинными ножками, но с чистыми, ненакрашенными губками, видимо рассудил, что ни на брошенную любовницу Цоя, ни на бомжиху она не похожа и, приняв какое-то свое решение, открыл дверь. Ирина вошла и стала у стойки. Откуда-то вышел начальник охраны – скромный пятидесятилетний служака, видимо офицер КГБ на пенсии. Звали его Борсков.

– Ваш паспорт, – сказал начальник охраны.

Ирина подала паспорт, тот деловито пролистнул его, дошел до странички с пропиской. В прописке значился город Ахтарск. Начальник охраны нахмурился и стал листать паспорт, пока не добрался до графы о семейном положении. Внимательно перечел данные о муже и ребенке, оценивающе взглянул на Ирину, сказал:

– Извините, – и вышел с паспортом.

Спустя минуту он появился вновь. Манера его ничуть не изменилась – в ней сквозила все та же ледяная вежливость бывшего кагебешника. Он вернул паспорт Ирине и поднялся вместе с ней в лифте.

Цой занимал весь третий этаж целиком. Лифт распахивался прямо в приемную, где за двумя просторными столами трудились две секретарши, а в огромном авариуме плавали экзотические разноцветные рыбы. Справа располагался кабинет Цоя и переговорная. Слева – обеденный зал, где Цой иногда встречал гостей.

Секретарша за конторкой предупредительно подняла прелестную головку:

– Константин Кимович просил подождать, – проговорила она, – он знает, что вы приехали. Но его сейчас нет в офисе.

Ирина опустилась в кожаное кресло и принялась листать журналы. Ждать пришлось часа два. В предбаннике, кроме секретарш, почти никого не было, только напротив Ирины в кресле неподвижно сидел молодой человек в светло-сером костюме. Чем-то человек напоминал робота. Потом дверь в кабинет Цоя неожиданно распахнулась, и из нее вышел сорокалетний здоровяк с необыкновенно живым лицом и черными еврейскими глазами.

– Проходите, Ирина Григорьевна, – сказала секретарша, – Константин Кимович примет вас.

Ирина оглянулась на молодого человека в кресле и отчаянно покраснела. Она вдруг сообразила, что это – телохранитель Альбиноса, и что ни на какие переговоры Цой не ездил, а все эти два часа был у себя в кабинете, где и разговаривал с сорокалетним здоровяком.

Она толкнула тяжелую дверь кабинета и вошла внутрь.

Кабинет Константина Цоя поразил Ирину.

Промышленники России не склонны к показной роскоши. Российские банкиры любят иметь многокомнатные офисы с персидскими коврами и увешанными картинами стенами; представительства западных инвестиционных контор обожают современные деловые комплексы со стеклянными крышами, эскалаторами и зимними садами. Крупнейшие российские промышленные конторы выбирают себе или строгие офисные здания, или скромные особняки. Войдя в такой скромный особнячок, ты можешь с удивлением обнаружить, что компания, владеющая третью российского алюминия, сидит на двух этажах строго отделанного офиса и состоит из шести человек, половина которых, впрочем, пребывает в данный момент за пределами России.

Остальные же трое держат у уха сразу по две трубки и выясняют отношения одновременно с кемеровскими угольщиками, сибирской нефтяной компанией и свердловскими энергетиками.

Муж Ирины, Вячеслав Извольский, которого трудно было назвать аскетом, в общем-то придерживался этих принципов и даже намеренно не заводил в московском представительстве собственного кабинета. Для встреч он довольствовался удобной и легко отделанной переговорной.

Кабинет Константина Цоя был огромен; высота потолков составляла по крайней мере пять метров, пол был отделан редким дворцовым паркетом, и в дальнем углу кабинета, от пола до потолка, простирался огромный аквариум, в котором плавали красные рыбы.

Еще один аквариум, поменьше, стоял в углу. Собственно, это был не аквариум, а устроенный в виде аквариума столик для доверительной беседы, с подсвеченными с изнанки водорослями и двумя тяжелыми кожаными креслами по бокам. Сероватые, видимо пуленепробиваемые окна кабинета выходили во двор, и в них лился тусклый солнечный свет.

Самой же примечательной особенностью кабинета было отсутствие в нем стола для заседаний. В глубине возвышался огромный офисный стол самого Цоя, заваленный бумагами, от него буквой Т отрастал какой-то скромный аппендикс с двумя креслами по углам – и все. Отстутствие стола для совещаний как бы невольно подчеркивало, что все свои решения Цой принимает либо единолично, либо – в крайнем случае – вместе с парнером, усевшимся в широкие удобные кресла для беседы.

Ирина шагнула внутрь, и из-за полированного стола в глубине кабинета навстречу Ирине поднялся невысокий сорокапятилетний кореец с совершенно белой кожей.

– Счастлив познакомиться, Ирина Григорьевна, – сказал он, – чем могу служить?

– Мне надо с вами поговорить.

Голубые глаза Цоя смотрели, казалось, под кожу Ирине.

– Разумеется. Можно уточнить – это надо вам или Слябу?