Вот уже второй месяц Бельский был захвачен новым проектом. Проект состоял не более и не менее как в том, чтобы предложить новый «МиГ-1-48 „Сапсан“ Европейскому Союзу в качестве базовой модели истребителя-перехватчика пятого поколения.
Идея казалась безумной только на первый взгляд. Дело в том, что авиационной школой Европа явно уступала России, а финансовыми возможностями столь же явно превосходила. Новая объединенная Европа тяготилась воздушным превосходством американцев, – их «еврофайтер» и был первой попыткой избавиться от такого превосходства. Попытка вышла неудачной: «еврофайтер» был заведомо ученической машиной – технически вымученной и интеллектуально беспомощной.
У Европы не было авиационных конструкторов. У России – технических возможностей. Их сотрудничество позволило бы создать на базе нового «МиГа» машину пятого поколения в течение года-полутора.
Разумеется, и речи не было о том, чтобы новая машина называлась «МиГом». Бельский не строил иллюзий: никогда и ни при каких обстоятельствах российская машина не будет принята на вооружение стран НАТО. Конфиденциальные переговоры, которые вели «Аэроспасиаль», «АЕС», «Бритиш Аэроспейс» и ОКБ «Русское небо», заключались в следующем: французские, испанские и британские авиастроители получают полный доступ к документации нового МиГа. Новый «МиГ» становится новым «Еврофайтером», а Россия, в обмен, получает право производить до пятнадцати процентов комплектующих на своих заводах. Объем заказов на новую машину еще до окончания разработки составлял триста штук, пятнадцать процентов комплектующих означали четырнадцать миллиардов долларов для голодающей российской оборонки – втрое больше, чем весь экспорт российского оружия в 2002 году. Нет нужды подчеркивать, что заказы на большую часть комплектующих должны были достаться предприятиям, там или иначе находившимся под контролем группы «Сибирь».
В июле ОКВ «Русское небо», Черловский авиазавод и западноевропейский консорциум, состоящий из французской «Аэроспасиаль», британской «Вритиш Аэроспейс», шведской «Сааб» и испанской «АЭС», подписали протокол о намерениях. Еще не рожденный российский «МиГ-1-48 „Сапсан“ получил новое европейское имя – „Цезарь“.
Бельский присутствовал на подписании в качестве одного из летчиков-испытателей фирмы. Даже скептически настроенный Цой был вынужден признать, что в безумной затее Степана есть толк.
А полпред Ревко, в чьем ведении находился Черловский авиационный завод, заметил в разговоре с президентом:
– Остается посетовать, что Степан Дмитриевич Бельский не был ракетчиком. Иначе у нас сейчас была бы великолепная перспектива разрабатывать новейшие баллистические ракеты на деньги очаковских бандитов.
Степан официально в проекте «Цезарь» не участвовал и даже не значился в членах делегации: он просто скромно остановился на шикарной вилле в одном из пригородов Париже, и на эту виллу то и дело приезжали члены делегации. Остальное время Степан проводил с Майей.
Джек даже не забылся: он выцвел на фоне Степана, как выцветает акварель на солнце.
Степан дурачился, как мог. Здесь, в Париже, у него практически не было охраны, но почему-то и без охраны любое нарушение общественного порядка сходило ему с рук. Он всегда парковал машину там, где стоянка была запрещена. Полицейские ни разу не сделали ему замечания и только боязливо лепили на стекло штрафы.
Он ужинал в ресторане на берегу пруда и, усомнившись в свежести поданной им утки, тут же пристрелил другую, плававшую в пруду. Официант не осмелился возразить, а когда Степан расплачивался, он медленно, так, чтобы официант видел каждое его движение, посчитал чаевые: двадцать тысяч франков.
– Держи, – сказал Степан, – пересчитай.
Официант пересчитал деньги: их оказалось пять тысяч. Пятнадцать тысяч Степан «заломал» и, смеясь, швырнул официанту.
В одном из самых модных французских ресторанов Степану и Майе захотелось заняться любовью: время было позднее, за столиками сидели две или три пары. Степан прошептал что-то сопровождавшему их Кириллу, и тот принялся обходить столики. Пары, сидевшие за ними, оглядывались на русских и поспешно исчезали.
Последними ретировались официанты.
За эту ночь Степан заплатил ресторану тридцать тысяч франков.
Они ни разу не обсуждали взаимоотношения группы «Сибирь» и Ахтарского металлургического комбината, и в этом не было никакого притворства: когда они были рядом, все остальное было совершенно неважно.
Извольский больше Степану не звонил; однако когда через неделю Майя попыталась расплатиться в супермаркете кредитной карточкой, оказалось, что карточка заблокирована. Заблокированы были и еще две карточки, счета по которым оплачивали компании ее брата.
Когда она вернулась без молока, Степан еще лежал в постели. Она была так расстроена, что Бельский сразу обо всем догадался.
– Что такое, девочка? – сказал он.
Майя села к нему на постель:
– Брат заблокировал мои карточки.
– Этого следовало ожидать. Ему было б очень неприятно, если б девушка Бельского оплачивала свое молоко из денег АМК.
– А ты не мог бы с ним помириться?
– С какого дуба?
– Из-за меня.
– Нет. Ты – это личное, а Слава – это бизнес.
– Не понимаю, как можно отделять бизнес и личное.
– У тебя нет бизнеса, вот ты и не понимаешь.
В этот день Степан купил ей у Tiffany похожие на две слезы сапфировые серьги, в цвет синих глаз Майи.
В ночь на второе сентября Майя проснулась и обнаружила, что Степана в постели нет. Она тихонько зажгла свет и сползла с кровати.